Название: Кукурузная дорога
Автор: avinte
Ориджинал, слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Жанр: angst, dark
Саммари: Джей был обычным замкнутым подростком (и, в общем-то, так им и остался), но однажды оказалось, что все никогда не будет прежним.
Предупреждение: жестокость, обилие сумасшедших
читать дальшеДжей Миддлтон жил с папой в доме у самого края кукурузного поля. Мимо поля шля асфальтовая дорога, по которой грохотали раздолбанные джипы, и для Джея уже с самого детства стало рефлексом оборачиваться на этот гул и смотреть – кто же едет. По утрам он шел по дороге четверть часа – до остановки, куда подъезжал желтый школьный автобус.
Дом Джея был старый, полный по ночам выморочных звуков, затаенного ветра, который прятался между половиц и заставлял оконные рамы скрипеть – каждое окно скрипело на свой лад. Отец регулярно принимался что-то переоборудовать и чинить, не добиваясь, впрочем, никаких определенных результатов, поэтому на лужайке всегда валялись доски и снятые водосточные желоба. Намазывая булку арахисовым маслом, Джей смотрел, как эти доски мокнут под дождем, а потом утопают в траве и тихо сгнивают. Через какое-то время отец приносил новые, и их постигала та же участь.
Джей сидел на крыльце и смотрел на эти доски и в тот день, который разрезал его жизнь надвое. Перед ним пролился свет, и, спустившись по этому свету, как по золотой лестнице, появился Винсент Корфокс, который сказал:
- Привет. Не подскажешь, где здесь Мейз-роуд?
И Джей сказал:
- Так это она и есть.
На самом деле, конечно, ни по какому золотому лучу Винсент не спускался. Он вышел из машины, остановившейся за заборами, и подошел через лужайку к дому Миддлтонов, чтобы спросить дорогу. В тот день они с семьей впервые приехали в новый дом, который, по странному стечению обстоятельств оказался совсем неподалеку от дома Джея. Это был старый дом Дрейков, где жила раньше старуха Дрейк, которую забрали не так давно в психушку – она выходила на дорогу в одной рубашке и раскидывала руки так, словно хотела взлететь.
- В рубашке? – переспросил Винсент.
- Да. И босая.
А волосы у нее летели, как у ведьмы, вспомнил Джей.
- Любопытный, наверное, дом. – сказал Винсент и вдруг широко улыбнулся, показав зубы.
Джей подумал, что за пятнадцать лет жизни никогда не видел никого красивее. Зубы у Винсента были ровные и белые, но дело было не в этом – просто в его улыбке скрывалось что-то невероятно обаятельное. Что-то, против чего нельзя было возразить. А еще у него были волосы почти как кукуруза. Или как пшеница.
Джей в своих обрезанных по колено джинсах, открывающих исцарапанные ноги, и клетчатой рубашке ощутил себя неловким, нескладным деревенщиной.
Между тем, причина, по которой Винсент улыбнулся такой счастливой улыбкой, была не слишком понятна – ведь Джей рассказал страшную, в общем-то, историю о сумасшедшей старухе и ее умерших детях. Винсент же выглядел искренне обрадованным.
Тогда Джей его еще совсем не знал.
Винсент заполнил его жизнь целиком, перехлестывая через край – как будто в стакан вылили галлон воды. Джею не хватало своей жизни, чтобы вместить в себя все, что было связано с Винсентом Корфоксом. Он постоянно чувствовал себя маленьким и глупым.
Винсент знал о таких вещах, о которых не знал никто. Он умел рассказывать так, что хотелось слушать. При этом он умел так сказать «мне это не интересно» или «я не знаю», что последний дурак понимал – то, что не интересно Винсенту, не стоит интереса, а то, чего он не знает, и вовсе не заслуживает того, чтобы быть узнанным. В школе он сразу же стал одним из самых популярных мальчиков. Этому способствовала таинственная атмосфера, которая его окружала – его перевели из школы в Биг-тауне, а это уже что-то значило. Все знали, что тут что-то нечисто. С чего это ему понадобилось переводиться после начала учебного года? Зачем вообще такой обеспеченной и интеллигентной семье приезжать из Биг-тауна в занюханный городок, где самое большое событие – осенний конкурс по скоростному поеданию кукурузы? У Винсента были ответы на эти вопросы – десятки ответов, один изобретательнее другого, он рассказывал каждому разное, и потом все ругались между собой, когда версии не совпадали.
На Джея, который стал особой, приближенной к Винсенту, упала тень его славы. Теперь с ним здоровались девочки из команды поддержки и многие другие люди, на протяжении многих лет не замечавшие его в школьных коридорах. Все задавались вопросом – что Винсент нашел в этом аутисте Миддлтоне? Больше всего ломал над этим голову сам Джей.
Винсент был очень красивым. Но дело было не в этом – другого парня с такой внешностью могли бы обозвать, например, педиком, потому что в школе всех найдут, за что обозвать. Но Винсент внушал уважение. Он мог себе позволить любые поступки, за которые другого бы избили – в исполнении Винсента это было эксцентричностью и только добавляло ему шарма.
Перед Кукурузным балом девчонки извели друг друга интригами, решая, кто будет владеть весь вечер его рукой. Винсент на бал просто не пришел – по школьным меркам ужасный моветон, признание собственной непопулярности и несостоятельности в попытках найти партнера. Даже Джей договорился с веснушчатой Бетти Гриббл, что они пойдут вместе. Однако после выходки Винсента все дружно решили, что Кукурузный бал – провинциальный отстой, и теперь оказалось, что круто – не ходить на него.
Однако со временем всем стало ясно, что с Винсентом не все так просто.
Осень была отмечена двумя попытками суицида среди девочек. Винсент им нравился, и они решили, что он сумел разбить их сердца. У миссис Скрибл, школьного психолога, началось пограничное расстройство личности. Винсент ей не нравился, и она посчитала нужным провести с ним ряд бесед. Его жестокость, замешанная на странном внимательном любопытстве, становилась все заметнее с каждым днем. Как будто бы ему хотелось разобрать каждое живое существо на части и заглянуть в его шестеренки и пружины. Винсенту все парадоксальным образом сходило с рук. Как правило, находился идиот, готовый взять на себя его вину.
Через колючие кусты, ржавые гвозди заповедных чердаков, пороги на речке, ножи единственной в городе банды Винсент проходил без единого пореза или царапины. Он был как заговоренный.
Джей маячил за спиной у Винсента как тень.
Сначала он пришел, весь в послеполуденном золоте, спросить дорогу, и палец Джея уперся в землю – вот она, Мейз-роуд, эта вонючая дыра, прямо здесь. Но теперь она выглядит намного лучше… намного.
Потом Винсент пришел за гвоздями и молотком, и за шуруповертом. Джею странно было представить себе Винсента с шуруповертом, поэтому он пошел с ним и битых два часа укреплял деревянные панели поверх выщербленных стен старой миссис Дрейк, в то время как Винсент сидел на ступеньках лестницы и, почти не мигая, смотрел на него своими ледяными глазами. Джей кожей ощущал этот взгляд, зябкий и горячий одновременно. С запозданием он понял, что обработал уже всю стену над лестницей, и дважды чуть не всадил себе гвоздь в палец.
- Спасибо. – сказал Винсент.
- Молодец, что стал, наконец, общаться с другими пацанами. – сказал отец. – Совместная работа – хорошее начало дружбы. Только эти Корфоксы, они какие-то… европейцы.
- Это случается с людьми. – сказал Джей раздраженно.
Он стыдился в этот момент своего отца.
И в то же время не мог понять, почему сделал всю работу за этого странного парня.
Той же ночью он уже перестал спрашивать себя о таких вещах.
Джей разделся догола и сел в кресло. Он думал о Винсенте, о его голосе, его волосах, его сводящей с ума улыбке. Думая о пальцах Винсента, он облизал молоток – всю шероховатую рукоятку, которой они касались до того, как Джей забрал инструмент. Холодную, с металлическим привкусом, тяжелую головку – да-да, именно так это и называется у молотков. Это вдохновило Джея. Он повернул молоток рукоятью к лицу и погрузил ее в рот, плотно обхватил губами, а потом начал двигать рукой. Рукоятка ходила туда-сюда с влажным звуком. Джей смог засунуть ее в рот примерно наполовину – дальше начинало слишком давить на корень языка и хотелось кашлять.
Уронив голову на стол, рассыпав по столешнице каштановые пряди и ритмично двигая молотком во рту, другой рукой он в бешеном темпе надрачивал свой член.
Голос Винсента, его улыбка, его воротнички юного английского лорда. Все это лишало воли и заставляло тело непроизвольно выгибаться.
Джей оторвал руку от молотка и проехался ладонью по своему бедру. А потом нагнулся вперед, падая грудью на стол, стоя на кресле коленками. В зеркале на двери он мог видеть свою выгнутую спину и ягодицы – в такой позе они выглядели очень тощими, почти острыми. Джей вытащил молоток изо рта и провел нагревшейся во рту рукоятью по узкой ложбинке, приставил к анусу, чуть надавил. Тело поддавалось медленно, но не слишком неохотно. Джей плотнее прижался щекой к столешнице и задышал, а потом увеличил нажим. Он чувствовал, как ручка молотка движется внутри него, шевелится в скользком и узком, и это заставляло глаза увлажняться, а член вздрагивать. Скосив глаза на зеркало, Джей увидел, как молоток торчит у него из зада, ходит, как поршень, повинуясь нажиму на железную головку, торчащую снаружи.
Ноги Винсента, которые он скрестил, сидя на лестнице, уронив на колени белые кисти. Пальцы Винсента, бегло пробежавшиеся по ручке этого самого молотка. Джей обил бы ему деревянными панелями не только лестницу, но и все поверхности в доме. Все, что угодно, кого угодно.
Хрипло застонав, Джей кончил себе в руку и на стол. Молоток сжало, как тисками. Пара капель попала на ноги.
Морщась, Джей потянул за головку инструмента. С тяжелым хлюпаньем он вышел из растянутого отверстия, которое окончательно сомкнулось не сразу, а только позже, под прохладным душем.
В ванной Джей долго смотрел в зеркало на свое лицо, с которого медленно сходила горячечная краснота. Что-то неуловимо изменилось в выражении глаз, в изгибе рта.
Джей осознал, что влюблен.
Винсент был старше всего на пару лет, а казалось, что на целую жизнь. Он был в Париже и в Венеции. Его отца почти никогда не бывало дома – он ездил по делам то в Нью-Йорк, то в Лос-Анджелес. А мать играла на пианино и иногда прохаживалась по двору, безвольно уронив длинные руки. Странно было представить в этих руках веник или нож для индейки. В общем-то, всеми делами в доме занимались приходящие горничные. Джей смотрел на белые руки матери Винсента потому что они были женской версией пальцев ее сына – те же узкие ногти, длинные фаланги.
- Она сумасшедшая. – только и сказал Винсент.
- О… - Джей не знал, как следует реагировать в таких случаях.
- Часто называет меня «Габриэль». Это имя моего брата, он умер в младенчестве. Потом родился я. Я не умер. – Винсент посмотрел на Джея в упор и улыбнулся своей сияющей улыбкой.
- Да, я вижу. – растерянно сказал Джей.
- Ты прелесть. – уронил Винсент, чем заставил его напрячься и порозоветь. – Что же, наверное, у этого дома такая судьба. Здесь живут сумасшедшие женщины. Женское безумие отличается мужского, ты знаешь?
- Нет. – ответил Джей. Он правда не знал.
- Мужчина лишается рассудка, когда ему кажется, что с миром вокруг что-то не так. А женщина – когда что-то не так в ней самой. Когда у нее внутри что-то слетает с катушек. Иногда, если прислушаться, можно даже услышать эти звуки. Как в ней скрипят сломанные детали.
- Габриэль, где твой отец? – раздался из-за отцветших кустов роз голос миссис Корфокс.
- Там, где никто никогда не спит, мама. Иди в дом.
Через несколько минут до них донеслись звуки рояля.
- У отца есть другая семья. – сказал Винсент.
А потом взял Джея за руку, и тот провалился в сияющие сумерки, полные мертвых имен, сломанных деталей, музыки Шуберта. Винсент держал его ладонь в своей и смотрел, чуть опустив ресницы, куда-то очень далеко. Сила, которая исходила от него, не давала ровно дышать.
Джей видел как парень из банды, Том Хендриксон, которого все звали Безумным Томом и боялись до жути, обнимал Винсенту колени. Зачем он это делал? Не мог же Том быть геем? Он постоянно бахвалился своим успехом у девушек. Но в тот вечер у ночного кафе «Хэрбэкс», когда неоновая вывеска мигала нервным тиком, а Джей стоял под полосатым козырьком, Том опустился на колени прямо под дождем и обнимал Винсенту ноги. За три дня до этого и на том же месте его ребята попытались порезать Винсента. Кажется, в результате они порезали друг друга. После того, как Том встал на колени возле ночного кафе, причем встал в лужу, сам этого не замечая, банда распалась, а сияние, окружающее Винсента, стало еще ярче. К тому моменту, впрочем, стало ясно, что происхождение этого света больше связано с языками пламени, чем с небесным золотом.
Было и что-то особенное, очень личное, что-то, адресованное лично Джею. Послание для Джея, отправленное Винсентом, и этим посланием был сам Винсент. Что-то, что не предназначалось больше никому. Джей задыхался, причинял себе боль, не мог вынести собственной непричастности. Эта светлая прядь, когда она вспыхивает, насквозь просвечиваемая вечерним солнцем – для меня. Это особенное выражение глаз – для меня. Винсент для меня.
Молодой Корфокс, в самом деле, предпочитал Джея другим, гораздо более заметным и популярным ребятам. Может быть, дело было просто в соседстве, но эту версию Джей отметал, как безнадежно примитивную.
Других версий у него не было.
Он… Он – ангел. А кто я?..
Джей, аутист в продранных джинсах, с руками и ногами, покрытыми царапинами, в потертых кедах. Из-за непослушной каштановой челки он смотрел на чудо широко раскрытыми глазами.
Винсент отсчитал двадцать пять шагов от порога и остановился под деревом.
Они стояли на заднем дворе Корфоксов, у Винсента на плече была лопата.
- Что ты все-таки ищешь? – спросил Джей.
- Ты говорил, у старухи Дрейк были животные?
- Да, кошка по имени Эппл… Не знаю, что с ней стало. А до того был еще один кот, Мистер Пиблз.
- Он умер, так?
- Да, года два назад.
- Значит он здесь. – Винсент воткнул лопату в землю.
- Откуда ты знаешь?
- Я чувствую.
Винсент стал копать. Глядя, как мелькает лопата, Джей ощутил страшное желание забрать ее из рук Винсента и сделать все самому, несмотря на то, что откапывание мертвых питомцев Дрейков казалось ему очень дурной идеей.
Волосы Винсента мотались из стороны в сторону, когда он копал. Это было потрясающе.
Джей тряхнул головой, отгоняя морок:
- Послушай… Зачем это нужно делать?
Это было бессмысленно. И, наверное, противно.
Винсент прекратил копать и с сочным звуком загнал лопату в землю, а потом шагнул к Джею. Приблизил лицо к лицу Джея так, словно хотел его поцеловать. Но вместо этого спросил:
-Ты знаешь, что случается с животными, когда они умирают?
Джей, сам умирая, чувствовал тепло его дыхания. Его хватило только на то, чтобы покачать головой.
- А с людьми?..
Джей снова покачал головой – потому что когда он это делал, губы Винсента чуть задевали его скулу.
- Они разлагаются. – сказал Винсент так вкрадчиво, словно говорил о любви. – Распадаются на части, как гнилые фрукты.
Джей поморщился и не выдержал:
- Это что, имеет значение?
- Да, конечно. Если ты хочешь по-настоящему понимать, что происходит вокруг, ты должен думать об этом постоянно.
И Джей захотел по-настоящему понимать.
Футах в пяти под землей обнаружилась небольшая лакированная коробка. Винсент отложил лопату и достал ящичек. Джей смотрел на его руки как завороженный – такие красивые и в то же время сильные пальцы. А под ногти забилась земля.
Винсент поддел лопатой крышку, что-то подалось, поехало со скрипом. Потом крышка отскочила.
Мистер Пиблз лежал, подтянув к груди передние лапы, и от этого был похож на младенца в утробе. Джей боялся увидеть белые кости, торчащие из гнилой плоти, но ничего такого не было. То ли дело было в каких-то особенностях организма животного, то ли в специфическом составе почвы двора Дрейков – так или иначе, кот полностью высох. Коричневая дубленая шкурка закрывала кости без единой прорехи. На выступающих лопатках и согнутых суставах лежал какой-то маслянистый отблеск. Во всем этом было что-то ритуальное, египетское. На шее у кота все еще был ошейничек с жетоном. «М.П.», Мистер Пиблз.
Винсент погладил кота по мертвой спине.
Джей смотрел на него, увлеченного раскопанной могилкой, и не мог оторваться. Винсент вдруг обернулся, поймал его взгляд. Джей почувствовал, что мучительно краснеет. Винсент продолжал смотреть, и сил терпеть это больше не было.
- Ну что? – одними губами спросил Джей.
Винсент встал и подошел к нему вплотную. Потом положил руку ему на спину и поцеловал в губы. У Джея обмякли и расплавились колени, а руками он водил в воздухе, не решаясь опустить их Винсенту на спину. Он плыл в расплавленном золоте и уже почти научился в нем дышать, когда Винсент разорвал поцелуй. Джей стоял покрасневший, выпачканный в земле, и у него перед глазами все плыло.
- Эппл, ты здесь? – позвал Винсент. – Может быть, тебя тоже где-то тут закопали? Эппл, кис-кис-кис.
Если этого парня заводят вырытые из земли коты, я откопаю все кладбище домашних животных, решил Джей.
Потом оценивающе посмотрел на широкую ручку лопаты.
Нет, пожалуй, следовало признать, что этот черенок затолкать в себя будет трудновато.
…Дома он стоял на коленях и хлестал себя по голой спине ремнем, пока на коже не отпечатались вспухшие длинные полосы, каждое прикосновение к которым вызывало мучительную гримасу. Потом он дрочил с отчаянной скоростью и одновременно всхлипывал, размазывал локтем слезы.
Винсент – музыкальное золото. Винсент – верхний, белый слой пламени.
Кукурузный початок в загорелых руках Джея. Вся любовь, которую тому некуда было деть – все эти бесконечные почти шестнадцать лет.
Осень принесла с собой сильный пряный запах сумасшествия. Ничего лучше в жизни Джея еще не случалось.
Он чувствовал постоянное присутствие Винсента – через одеяло, стены, лужайки, забор. Знание того, что где-то там под белой рубашкой поднимается и опускается грудь Винсента, заставляло его глаза влажнеть.
Обычный барьер между Джеем и миром, казалось, стал тоньше. Он стал изъясняться фразами, чья длина намного превышала два-три слова. Понял, что может первым заговорить с малознакомым человеком. Его отец диву давался, но причина было только одна – в белой и черной одежде она появлялась иногда у них на кухне.
Однажды Джей зашел к Винсенту и обнаружил, что тот сидит в гостиной, которая была очаровательно отреставрирована после прежних хозяев, и смотрит телевизор. Это удивило его – обычно Винсент читал книги или рисовал. Когда не поджигал морских свинок, не откапывал мертвых кошек и собак и не волонтерствовал в хосписе для престарелых.
Последнее выступало как одна из причин для того, чтобы на его странные поступки в школе смотрели сквозь пальцы, однако Джей знал цену этому подвижничеству. Винсент, казалось, в самом деле убирал за стариками и водил их за руку по двору, но Джею каждый раз при мысли об этом делалось страшно, и не за Винсента.
- Телевизор? – удивился Джей. – Я думал, ты… - он замялся, в очередной раз проклиная свою дурацкую неспособность связно выражать мысли в устной форме.
Он знал, что если Винсент что и смотрел, то какое-нибудь классическое или авторское кино – из тех, где ничего не понятно, и чем кончилось, сказать невозможно, зато много разных наплывов и прочих эффектов. Но это… По телевизору шел ужасающий субботний обзор криминальных новостей и сенсаций из разных уголков страны. Скверная, бульварная передача – даже странно, как такое показывают по центральному каналу в прайм-тайм.
- Все в порядке. – успокоил его Винсент. – Садись ко мне. Это очень познавательное шоу. Поучительное, я бы даже сказал. Расслабься.
Он положил руку Джею на колено, полупирикрытое обрезанными джинсами, и тот ощутил что-то максимально противоположное расслаблению.
- Открой свое сердце. Ага… Отлично, Джей. Ты молодец. Теперь слушай.
Голос Винсента приобрел удивительную силу, как будто он заклинал демонов. Он говорил так, словно пересказывал древний, мрачный эпос.
- В Небраске женщина убила своего мужа за измену и отрезала ему яички, которые ночь хранила в холодильнике, чтобы подарить потом его любовнице. А другая женщина, из одной маленькой церковной общины, скормила своего ребенка собаке, чтобы скрыть плоды греха. Бритни Спирс совсем распоясалась – нам покажут новые шокирующие фото.
Джей засмеялся бы, но его парализовал страх. И рука Винсента все еще была на его ноге – скользила, поглаживала бедро. Что-то вроде транса накатывало на Джея – он слушал рассказы о новых и новых бытовых зверствах, в которые никогда бы не поверил, если бы это не была правда, о пластических операциях знаменитостей, о скандалах и интригах.
- Нам это обязательно нужно знать, Джей. Они так говорят. А вот еще… Мужчина загнал себе в член три гвоздя перед камерой. Его ролик бьет все рекорды по просмотрам в интернете. Парень из Вайоминга нашел и убил человека, который разбомбил его корабли в он-лайн игре.
- Ну и что?.. – нашел в себе силы спросить Джей.
- Ты знаешь, в каком страшном мире мы живем? Ты это чувствуешь?
Наверное, Джей чувствовал. Он был не уверен. Лучше всего он чувствовал руку Винсента у себя на ноге.
- Я даже не знаю, что страшнее, – сказал тот. – то, что все это происходит, или то, что нам так об этом говорят.
Он убрал руку. Рассеянно пошарил по дивану, нашел пульт. Телевизор погас.
Сердце Джея сделало кульбит.
…В другой раз Винсент вызвался заняться стиркой вместе Джеем, потому что, согласно собственному признанию, «обожал подвалы».
- Я хотел бы, чтобы кто-то трахнул для меня что-нибудь неодушевленное. – поведал Винсент, когда они сидели и смотрели, как крутится в барабане стиральной машины одежда. Здесь же, в подвальной печке, где отец Джея жег мусор, за чугунной закопченной решеткой догорали угли. Они сидели ровно между двух стихий, водной и огненной, и это, очевидно, будило фантазию Винсента.
- Это что, например? – нахмурился Джей. – Типа как дыню или пирог?
Винсент состроил гримасу, размышляя. Потом распахнул дверцу печки:
- Типа такого.
Джей посмотрел на открывшуюся кучку догорающих углей и лицо его, очевидно, вытянулось, потому что Винсент вдруг откинул голову и заливисто расхохотался. Джей нахмурился, а потом начал смеяться вместе с ним – сначала тихо, а потом все увереннее.
…Иногда Джею казалось, что Винсент просто чокнутый.
Чучело раскидывало палки-руки, смеялось в ночь тыквенной головой.
Они прошли еще немного и Винсент сказал: здесь. И Джей упал, раскинув руки, как падают в воду с пирса, и получил несколько царапин, и весьма сильно ударился, но был совершенно счастлив. Над собой он видел темное небо в обрамлении кукурузных стеблей. А потом Винсент лег на него.
Джей думал, что будет скован стеснением, что не решится даже прикоснуться к Винсенту, а от собственной наготы сгорит со стыда, но ничего такого почему-то не произошло. Наверное, он слишком долго готовил себя к этому – и физически, и морально – пока всеми этими бесконечными ночами думал о Винсенте, мечтал о нем, представлял себе его.
И вот это происходило на самом деле. Джей стащил клетчатую рубашку и футболку, подсунул себе под спину. Его самого удивляла проснувшаяся в нем странная деловитость – как будто бы он только и делал всю жизнь, что откидывался на спину, привлекая к себе золотоволосую голову своего личного божества. Винсент проехался языком по его коже, долго, но поверхностно поцеловал в губы и отстранился ровно в тот момент, когда Джей, изнывая, решился потянуться ему навстречу и углубить поцелуй.
Джей услышал, как зажужжала молния продранных джинсов, а потом они поехали с его бедер. Он приподнял таз, позволяя джинсам и белью соскользнуть с его тела, и посмотрел в небо. Там плыли темные, тревожные облака, воздух был еще по-летнему теплым, но от земли шел холод.
Винсент грел его – как печка, как мечта.
Когда он облизнул пальцы и провел ими у Джея между ягодиц, тот только благодарно улыбнулся, хотя думал, что провалится сквозь землю. Он чувствовал себя так, словно Винсент делает ему искусственное дыхание, или, тем или иным способом, спасает от неминуемой смерти. Путь даже таким путем – вставив два пальца ему в зад и ритмично двигая ими туда-сюда и вкруговую. Джей раздвинул ноги, приподнял колени и качнулся навстречу руке Винсента, насаживаясь глубже.
- Кто тебя этому научил? – поинтересовался Винсент.
«Ты, во сне», хотел ответить Джей, но не смог. Пробормотал что-то вроде «Я сам» и Винсент присвистнул. Это прозвучало почему-то дико порочно. Джей даже застонал.
Тут Винсент отпустил его и стал раздеваться – не слишком быстро, не слишком медленно. Как раз так, как было нужно, чтобы Джей снова захотел заплакать.
Обнаженный Винсент походил на ангела даже больше, чем одетый. Его локоны растрепались, а кожа, казалось, светилась в полутьме. Он наклонился к самому лицу Джея и поцеловал его куда-то в уголок блестящего глаза, который от этого зажмурился, щекочась ресницами.
Джей наконец обхватил Винсента руками и притянул к себе, закидывая ноги ему на талию. Винсент скользнул рукой вниз и Джей почувствовал вторжение. Ему было больно и он все-таки заплакал – но это были слезы облегчения. Все годы молчания обступали его со всех сторон, а он как будто бы шел вперед, гордо подняв голову и зная, что теперь сможет говорить с людьми нормально. Сможет выступать перед классом с проектами. Может быть, даже начнет играть в футбол. А главное – скажет Винсенту все.
Он теперь навсегда не тот, что раньше.
Волосы Винсента упали ему на лицо, проехались, умыли. В нем двигался член Винсента, и этого уже хватало для того, чтобы замереть на грани пропасти. Джей ощущал, как слезы стекают по вискам куда-то в ушные раковины. Ладони Винсента были везде – на его ребрах, на ключицах, под лопатками. И в паху. Когда его член стиснула чужая рука, Джей в очередной раз всхлипнул, чувствуя приближение оргазма. Ему казалось, что в эту секунду он – эпицентр бури. Падали деревья, сверкали молнии, плавились громоотводы – а он приникал губами к губам Винсента и говорил: я люблю тебя, я так тебя люблю.
Или не говорил.
Когда все кончилось, стебли кукурузы все так же тихо качались. Рука Винсента и их животы были в сперме Джея. Влажное и горячее текло у Джея между ягодиц. В общем-то, там все было ужасно – ему казалось, что из него вот-вот начнут вываливаться внутренности. Но это странным образом было приятно и утешительно. Потому что Винсент был рядом, а умереть у него на руках – не так-то плохо. В этом было что-то успокаивающее.
- Маленький Джей, - сказал Винсент, касаясь его волос. – Ты красивый, ты знаешь?
Нет, этого Джей не знал. Он этому даже не верил.
- У тебя волосы цвета каштанов. И зеленые глаза, как у кошки. Я люблю кошек. Ты все время молчишь, но я знаю – ты ничего не боишься.
Джей прижался к нему, обмяк. Он теперь правда ничего не боялся. Он был новым, красивым Джеем. У него были кошачьи глаза и все такое прочее.
- Ты видел когда-нибудь, как умирает человек? – спросил Винсент.
Джей покачал головой.
- А хотел бы? Хотел бы увидеть смерть?
Джей не знал.
- Я покажу тебе кое-что. И даже дам попробовать. Это будет очень, очень поучительно, мой дорогой Джей.
И Джей обхватил его руками, стал целовать в губы, в щеки.
Джей сказал: да, я пойду с тобой, куда ты скажешь. Потому что до встречи с тобой я жил как во сне. А теперь мир раскрылся, как распустившийся цветок. Потому что однажды в нем появился ты, такой прекрасный, что тяжело смотреть в упор. Я хочу быть с тобой – сегодня, завтра, всегда. Даже если я этого не достоин. Я сделаю что угодно, чтобы у меня был шанс. С тех пор, как ты прикоснулся ко мне, я стал другим. Потому что я люблю тебя.
Может быть, Джей и правда сказал все это вслух.
В хосписе «Святая Мария» пахло скверно – всем тем, чем обычно пахнет в хосписах.
Винсент в белом халате был неподражаем. С ним здоровались.
- Если человек уже почти десять лет выглядит вот так – это, как ты думаешь, не повод, чтобы прервать его мучения?
Миссис Пибоди лежала на кровати и изо рта у нее тянулась тонкая нитка слюны. Лицо ее было измазано питательной сывороткой и клеем от пластырей, при помощи которого сестра заклеивала ей глаза. Несколько трубок тянулись к капельницам.
Миссис Пибоди протянула руку к Винсенту. Замычала. Уронила руку на одеяло. Трубки дернулись, желтоватый пузырь на капельнице закачался.
- Обещай мне, что если я стану таким, ты убьешь меня.
- Обещаю. – сказал Джей.
- Значит, пора тренироваться.
- Что?..
- Возьми подушку, Джей. Хорошо… Вспомни, что ты обещал мне в поле. У тебя есть шанс увидеть нечто волшебное. Как душа уходит из тела. У всех людей есть душа, и порой ей очень плохо в теле. Она рвется на свободу.
Джей не хотел думать о смерти, о душе, обо всем остальном. Он хотел думать только о Винсенте – и думал о нем все время.
Пока душил старуху подушкой, глядя, как дергаются трубки и колышется желтая жидкость в капельнице.
Пока смотрел в лицо врача, который что-то кричал – сначала на Винсента и Джея, потом в трубку.
Пока продолжалась вся эта ерунда с инспектором по делам несовершеннолетних, окружной тюрьмой, судом, детской психиатрической больницей.
Винсент, Винсент, Винсент.
Корфоксы вскоре переехали в другой город. Как оказалось, они часто меняли место жительства. Дом Дрейков (теперь «старый дом Корфоксов») застыл на Мейз-роуд хмурой громадой, окруженной симпатичными газонами. Дальше был дом Миддлтонов с гниющими во дворе досками, а дальше, сколько хватало глаз, лежало кукурузное поле.
Джей был теперь не здесь, а в белой аккуратной палате. Ему сказали, что если он будет нормально себя вести, принимать все положенные таблетки и заново учиться общаться с людьми, скоро он сможет вернуться домой и даже попробовать закончить школу. Хотя теперь ему рекомендуется надомное обучение. Ему никогда не разрешат водить машину. И даже газонокосилку.
Невменяемость спасла его от колонии, и все психиатры сошлись на том, что Джей не симулирует. Как сказали им в школе, Джей всегда страдал аутизмом, хотя склонность к жестокости за ним никогда не замечали. Кто же знал, что под его молчаливостью зреет настоящее психическое расстройство. А уж теперь… теперь это трудно назвать просто «молчаливостью».
Это все я, и только я, сказал Джей с холодным сердцем.
Это все он, подтвердил Винсент. Собственно, меня там даже не было в тот момент, сказал Винсент. Я ничего об этом не знал.
Джей посмотрел на него, потом уставился в пол.
С тех пор он перестал говорить вообще.
Время не лечило. Винсент все время был у него перед глазами – во время приема лекарств и процедур, во время работы с отцом, когда его стали отпускать домой, во время прогулок по кукурузному полю. Ничего не кончилось.
Теперь у Джея точно не было друзей – в школе какое-то время только и разговоров было о том, каким психом оказался Миддлтон, и теперь и речи быть не могло о том, чтобы попробовать заговорить с кем-нибудь.
Винсент был неотчуждаем и бесконечен. Винсент, который его целовал. Который назвал его красивым. Который предал его.
Джей смотрел на золотые кукурузные поля и думал о Винсенте. Произносил первые за много месяцев слова («Отец» и «Простите»), но думал о Винсенте.
Может быть, когда-нибудь я поправлюсь, молча говорил он кукурузному полю. Может быть, я даже смогу делать какую-нибудь простую работу, а на улицах в меня перестанут швырять банки. Но я никогда не забуду.
Он казался ангелом, но он был – ангел падший. Тот, кто принес знание, к которым нельзя было жить как раньше. Свет, огонь. Винсент.
Иногда Джей думал – может быть, это Габриэль явился к нему, потому что Винсент умер в младенчестве? Может быть, это Габриэль был Люцифером, он нес свет во зло, а Винсент тогда был не встреченной им, не отпадшей, чистой частью света. Но, конечно же, узнать это не было уже никакой возможности.
Винсент, Винсент. Мальчик-смерть. Тот, кто ходит в юности у каждого за спиной и говорит: прыгни с моста, загляни в спальню родителей, выстрели в птицу. Узнай тайну жизни.
Джей узнал – в тот момент, когда Винсент вошел в него среди початков, и потом, когда у него под руками умирала слабая жизнь. Все это отбило у него охоту говорить с кем-нибудь о любви и вообще говорить с кем-нибудь о чем-то, выходящем за практические требования ежедневной жизни.
Джей касался стеблей, беззвучно шевелил губами.
Этих слов я больше не скажу никому. И это правильно – он научил меня их смыслу.
Кукуруза колыхалась на ветру, как золотое море.
Автор: avinte
Ориджинал, слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: мини
Жанр: angst, dark
Саммари: Джей был обычным замкнутым подростком (и, в общем-то, так им и остался), но однажды оказалось, что все никогда не будет прежним.
Предупреждение: жестокость, обилие сумасшедших
читать дальшеДжей Миддлтон жил с папой в доме у самого края кукурузного поля. Мимо поля шля асфальтовая дорога, по которой грохотали раздолбанные джипы, и для Джея уже с самого детства стало рефлексом оборачиваться на этот гул и смотреть – кто же едет. По утрам он шел по дороге четверть часа – до остановки, куда подъезжал желтый школьный автобус.
Дом Джея был старый, полный по ночам выморочных звуков, затаенного ветра, который прятался между половиц и заставлял оконные рамы скрипеть – каждое окно скрипело на свой лад. Отец регулярно принимался что-то переоборудовать и чинить, не добиваясь, впрочем, никаких определенных результатов, поэтому на лужайке всегда валялись доски и снятые водосточные желоба. Намазывая булку арахисовым маслом, Джей смотрел, как эти доски мокнут под дождем, а потом утопают в траве и тихо сгнивают. Через какое-то время отец приносил новые, и их постигала та же участь.
Джей сидел на крыльце и смотрел на эти доски и в тот день, который разрезал его жизнь надвое. Перед ним пролился свет, и, спустившись по этому свету, как по золотой лестнице, появился Винсент Корфокс, который сказал:
- Привет. Не подскажешь, где здесь Мейз-роуд?
И Джей сказал:
- Так это она и есть.
На самом деле, конечно, ни по какому золотому лучу Винсент не спускался. Он вышел из машины, остановившейся за заборами, и подошел через лужайку к дому Миддлтонов, чтобы спросить дорогу. В тот день они с семьей впервые приехали в новый дом, который, по странному стечению обстоятельств оказался совсем неподалеку от дома Джея. Это был старый дом Дрейков, где жила раньше старуха Дрейк, которую забрали не так давно в психушку – она выходила на дорогу в одной рубашке и раскидывала руки так, словно хотела взлететь.
- В рубашке? – переспросил Винсент.
- Да. И босая.
А волосы у нее летели, как у ведьмы, вспомнил Джей.
- Любопытный, наверное, дом. – сказал Винсент и вдруг широко улыбнулся, показав зубы.
Джей подумал, что за пятнадцать лет жизни никогда не видел никого красивее. Зубы у Винсента были ровные и белые, но дело было не в этом – просто в его улыбке скрывалось что-то невероятно обаятельное. Что-то, против чего нельзя было возразить. А еще у него были волосы почти как кукуруза. Или как пшеница.
Джей в своих обрезанных по колено джинсах, открывающих исцарапанные ноги, и клетчатой рубашке ощутил себя неловким, нескладным деревенщиной.
Между тем, причина, по которой Винсент улыбнулся такой счастливой улыбкой, была не слишком понятна – ведь Джей рассказал страшную, в общем-то, историю о сумасшедшей старухе и ее умерших детях. Винсент же выглядел искренне обрадованным.
Тогда Джей его еще совсем не знал.
Винсент заполнил его жизнь целиком, перехлестывая через край – как будто в стакан вылили галлон воды. Джею не хватало своей жизни, чтобы вместить в себя все, что было связано с Винсентом Корфоксом. Он постоянно чувствовал себя маленьким и глупым.
Винсент знал о таких вещах, о которых не знал никто. Он умел рассказывать так, что хотелось слушать. При этом он умел так сказать «мне это не интересно» или «я не знаю», что последний дурак понимал – то, что не интересно Винсенту, не стоит интереса, а то, чего он не знает, и вовсе не заслуживает того, чтобы быть узнанным. В школе он сразу же стал одним из самых популярных мальчиков. Этому способствовала таинственная атмосфера, которая его окружала – его перевели из школы в Биг-тауне, а это уже что-то значило. Все знали, что тут что-то нечисто. С чего это ему понадобилось переводиться после начала учебного года? Зачем вообще такой обеспеченной и интеллигентной семье приезжать из Биг-тауна в занюханный городок, где самое большое событие – осенний конкурс по скоростному поеданию кукурузы? У Винсента были ответы на эти вопросы – десятки ответов, один изобретательнее другого, он рассказывал каждому разное, и потом все ругались между собой, когда версии не совпадали.
На Джея, который стал особой, приближенной к Винсенту, упала тень его славы. Теперь с ним здоровались девочки из команды поддержки и многие другие люди, на протяжении многих лет не замечавшие его в школьных коридорах. Все задавались вопросом – что Винсент нашел в этом аутисте Миддлтоне? Больше всего ломал над этим голову сам Джей.
Винсент был очень красивым. Но дело было не в этом – другого парня с такой внешностью могли бы обозвать, например, педиком, потому что в школе всех найдут, за что обозвать. Но Винсент внушал уважение. Он мог себе позволить любые поступки, за которые другого бы избили – в исполнении Винсента это было эксцентричностью и только добавляло ему шарма.
Перед Кукурузным балом девчонки извели друг друга интригами, решая, кто будет владеть весь вечер его рукой. Винсент на бал просто не пришел – по школьным меркам ужасный моветон, признание собственной непопулярности и несостоятельности в попытках найти партнера. Даже Джей договорился с веснушчатой Бетти Гриббл, что они пойдут вместе. Однако после выходки Винсента все дружно решили, что Кукурузный бал – провинциальный отстой, и теперь оказалось, что круто – не ходить на него.
Однако со временем всем стало ясно, что с Винсентом не все так просто.
Осень была отмечена двумя попытками суицида среди девочек. Винсент им нравился, и они решили, что он сумел разбить их сердца. У миссис Скрибл, школьного психолога, началось пограничное расстройство личности. Винсент ей не нравился, и она посчитала нужным провести с ним ряд бесед. Его жестокость, замешанная на странном внимательном любопытстве, становилась все заметнее с каждым днем. Как будто бы ему хотелось разобрать каждое живое существо на части и заглянуть в его шестеренки и пружины. Винсенту все парадоксальным образом сходило с рук. Как правило, находился идиот, готовый взять на себя его вину.
Через колючие кусты, ржавые гвозди заповедных чердаков, пороги на речке, ножи единственной в городе банды Винсент проходил без единого пореза или царапины. Он был как заговоренный.
Джей маячил за спиной у Винсента как тень.
Сначала он пришел, весь в послеполуденном золоте, спросить дорогу, и палец Джея уперся в землю – вот она, Мейз-роуд, эта вонючая дыра, прямо здесь. Но теперь она выглядит намного лучше… намного.
Потом Винсент пришел за гвоздями и молотком, и за шуруповертом. Джею странно было представить себе Винсента с шуруповертом, поэтому он пошел с ним и битых два часа укреплял деревянные панели поверх выщербленных стен старой миссис Дрейк, в то время как Винсент сидел на ступеньках лестницы и, почти не мигая, смотрел на него своими ледяными глазами. Джей кожей ощущал этот взгляд, зябкий и горячий одновременно. С запозданием он понял, что обработал уже всю стену над лестницей, и дважды чуть не всадил себе гвоздь в палец.
- Спасибо. – сказал Винсент.
- Молодец, что стал, наконец, общаться с другими пацанами. – сказал отец. – Совместная работа – хорошее начало дружбы. Только эти Корфоксы, они какие-то… европейцы.
- Это случается с людьми. – сказал Джей раздраженно.
Он стыдился в этот момент своего отца.
И в то же время не мог понять, почему сделал всю работу за этого странного парня.
Той же ночью он уже перестал спрашивать себя о таких вещах.
Джей разделся догола и сел в кресло. Он думал о Винсенте, о его голосе, его волосах, его сводящей с ума улыбке. Думая о пальцах Винсента, он облизал молоток – всю шероховатую рукоятку, которой они касались до того, как Джей забрал инструмент. Холодную, с металлическим привкусом, тяжелую головку – да-да, именно так это и называется у молотков. Это вдохновило Джея. Он повернул молоток рукоятью к лицу и погрузил ее в рот, плотно обхватил губами, а потом начал двигать рукой. Рукоятка ходила туда-сюда с влажным звуком. Джей смог засунуть ее в рот примерно наполовину – дальше начинало слишком давить на корень языка и хотелось кашлять.
Уронив голову на стол, рассыпав по столешнице каштановые пряди и ритмично двигая молотком во рту, другой рукой он в бешеном темпе надрачивал свой член.
Голос Винсента, его улыбка, его воротнички юного английского лорда. Все это лишало воли и заставляло тело непроизвольно выгибаться.
Джей оторвал руку от молотка и проехался ладонью по своему бедру. А потом нагнулся вперед, падая грудью на стол, стоя на кресле коленками. В зеркале на двери он мог видеть свою выгнутую спину и ягодицы – в такой позе они выглядели очень тощими, почти острыми. Джей вытащил молоток изо рта и провел нагревшейся во рту рукоятью по узкой ложбинке, приставил к анусу, чуть надавил. Тело поддавалось медленно, но не слишком неохотно. Джей плотнее прижался щекой к столешнице и задышал, а потом увеличил нажим. Он чувствовал, как ручка молотка движется внутри него, шевелится в скользком и узком, и это заставляло глаза увлажняться, а член вздрагивать. Скосив глаза на зеркало, Джей увидел, как молоток торчит у него из зада, ходит, как поршень, повинуясь нажиму на железную головку, торчащую снаружи.
Ноги Винсента, которые он скрестил, сидя на лестнице, уронив на колени белые кисти. Пальцы Винсента, бегло пробежавшиеся по ручке этого самого молотка. Джей обил бы ему деревянными панелями не только лестницу, но и все поверхности в доме. Все, что угодно, кого угодно.
Хрипло застонав, Джей кончил себе в руку и на стол. Молоток сжало, как тисками. Пара капель попала на ноги.
Морщась, Джей потянул за головку инструмента. С тяжелым хлюпаньем он вышел из растянутого отверстия, которое окончательно сомкнулось не сразу, а только позже, под прохладным душем.
В ванной Джей долго смотрел в зеркало на свое лицо, с которого медленно сходила горячечная краснота. Что-то неуловимо изменилось в выражении глаз, в изгибе рта.
Джей осознал, что влюблен.
Винсент был старше всего на пару лет, а казалось, что на целую жизнь. Он был в Париже и в Венеции. Его отца почти никогда не бывало дома – он ездил по делам то в Нью-Йорк, то в Лос-Анджелес. А мать играла на пианино и иногда прохаживалась по двору, безвольно уронив длинные руки. Странно было представить в этих руках веник или нож для индейки. В общем-то, всеми делами в доме занимались приходящие горничные. Джей смотрел на белые руки матери Винсента потому что они были женской версией пальцев ее сына – те же узкие ногти, длинные фаланги.
- Она сумасшедшая. – только и сказал Винсент.
- О… - Джей не знал, как следует реагировать в таких случаях.
- Часто называет меня «Габриэль». Это имя моего брата, он умер в младенчестве. Потом родился я. Я не умер. – Винсент посмотрел на Джея в упор и улыбнулся своей сияющей улыбкой.
- Да, я вижу. – растерянно сказал Джей.
- Ты прелесть. – уронил Винсент, чем заставил его напрячься и порозоветь. – Что же, наверное, у этого дома такая судьба. Здесь живут сумасшедшие женщины. Женское безумие отличается мужского, ты знаешь?
- Нет. – ответил Джей. Он правда не знал.
- Мужчина лишается рассудка, когда ему кажется, что с миром вокруг что-то не так. А женщина – когда что-то не так в ней самой. Когда у нее внутри что-то слетает с катушек. Иногда, если прислушаться, можно даже услышать эти звуки. Как в ней скрипят сломанные детали.
- Габриэль, где твой отец? – раздался из-за отцветших кустов роз голос миссис Корфокс.
- Там, где никто никогда не спит, мама. Иди в дом.
Через несколько минут до них донеслись звуки рояля.
- У отца есть другая семья. – сказал Винсент.
А потом взял Джея за руку, и тот провалился в сияющие сумерки, полные мертвых имен, сломанных деталей, музыки Шуберта. Винсент держал его ладонь в своей и смотрел, чуть опустив ресницы, куда-то очень далеко. Сила, которая исходила от него, не давала ровно дышать.
Джей видел как парень из банды, Том Хендриксон, которого все звали Безумным Томом и боялись до жути, обнимал Винсенту колени. Зачем он это делал? Не мог же Том быть геем? Он постоянно бахвалился своим успехом у девушек. Но в тот вечер у ночного кафе «Хэрбэкс», когда неоновая вывеска мигала нервным тиком, а Джей стоял под полосатым козырьком, Том опустился на колени прямо под дождем и обнимал Винсенту ноги. За три дня до этого и на том же месте его ребята попытались порезать Винсента. Кажется, в результате они порезали друг друга. После того, как Том встал на колени возле ночного кафе, причем встал в лужу, сам этого не замечая, банда распалась, а сияние, окружающее Винсента, стало еще ярче. К тому моменту, впрочем, стало ясно, что происхождение этого света больше связано с языками пламени, чем с небесным золотом.
Было и что-то особенное, очень личное, что-то, адресованное лично Джею. Послание для Джея, отправленное Винсентом, и этим посланием был сам Винсент. Что-то, что не предназначалось больше никому. Джей задыхался, причинял себе боль, не мог вынести собственной непричастности. Эта светлая прядь, когда она вспыхивает, насквозь просвечиваемая вечерним солнцем – для меня. Это особенное выражение глаз – для меня. Винсент для меня.
Молодой Корфокс, в самом деле, предпочитал Джея другим, гораздо более заметным и популярным ребятам. Может быть, дело было просто в соседстве, но эту версию Джей отметал, как безнадежно примитивную.
Других версий у него не было.
Он… Он – ангел. А кто я?..
Джей, аутист в продранных джинсах, с руками и ногами, покрытыми царапинами, в потертых кедах. Из-за непослушной каштановой челки он смотрел на чудо широко раскрытыми глазами.
Винсент отсчитал двадцать пять шагов от порога и остановился под деревом.
Они стояли на заднем дворе Корфоксов, у Винсента на плече была лопата.
- Что ты все-таки ищешь? – спросил Джей.
- Ты говорил, у старухи Дрейк были животные?
- Да, кошка по имени Эппл… Не знаю, что с ней стало. А до того был еще один кот, Мистер Пиблз.
- Он умер, так?
- Да, года два назад.
- Значит он здесь. – Винсент воткнул лопату в землю.
- Откуда ты знаешь?
- Я чувствую.
Винсент стал копать. Глядя, как мелькает лопата, Джей ощутил страшное желание забрать ее из рук Винсента и сделать все самому, несмотря на то, что откапывание мертвых питомцев Дрейков казалось ему очень дурной идеей.
Волосы Винсента мотались из стороны в сторону, когда он копал. Это было потрясающе.
Джей тряхнул головой, отгоняя морок:
- Послушай… Зачем это нужно делать?
Это было бессмысленно. И, наверное, противно.
Винсент прекратил копать и с сочным звуком загнал лопату в землю, а потом шагнул к Джею. Приблизил лицо к лицу Джея так, словно хотел его поцеловать. Но вместо этого спросил:
-Ты знаешь, что случается с животными, когда они умирают?
Джей, сам умирая, чувствовал тепло его дыхания. Его хватило только на то, чтобы покачать головой.
- А с людьми?..
Джей снова покачал головой – потому что когда он это делал, губы Винсента чуть задевали его скулу.
- Они разлагаются. – сказал Винсент так вкрадчиво, словно говорил о любви. – Распадаются на части, как гнилые фрукты.
Джей поморщился и не выдержал:
- Это что, имеет значение?
- Да, конечно. Если ты хочешь по-настоящему понимать, что происходит вокруг, ты должен думать об этом постоянно.
И Джей захотел по-настоящему понимать.
Футах в пяти под землей обнаружилась небольшая лакированная коробка. Винсент отложил лопату и достал ящичек. Джей смотрел на его руки как завороженный – такие красивые и в то же время сильные пальцы. А под ногти забилась земля.
Винсент поддел лопатой крышку, что-то подалось, поехало со скрипом. Потом крышка отскочила.
Мистер Пиблз лежал, подтянув к груди передние лапы, и от этого был похож на младенца в утробе. Джей боялся увидеть белые кости, торчащие из гнилой плоти, но ничего такого не было. То ли дело было в каких-то особенностях организма животного, то ли в специфическом составе почвы двора Дрейков – так или иначе, кот полностью высох. Коричневая дубленая шкурка закрывала кости без единой прорехи. На выступающих лопатках и согнутых суставах лежал какой-то маслянистый отблеск. Во всем этом было что-то ритуальное, египетское. На шее у кота все еще был ошейничек с жетоном. «М.П.», Мистер Пиблз.
Винсент погладил кота по мертвой спине.
Джей смотрел на него, увлеченного раскопанной могилкой, и не мог оторваться. Винсент вдруг обернулся, поймал его взгляд. Джей почувствовал, что мучительно краснеет. Винсент продолжал смотреть, и сил терпеть это больше не было.
- Ну что? – одними губами спросил Джей.
Винсент встал и подошел к нему вплотную. Потом положил руку ему на спину и поцеловал в губы. У Джея обмякли и расплавились колени, а руками он водил в воздухе, не решаясь опустить их Винсенту на спину. Он плыл в расплавленном золоте и уже почти научился в нем дышать, когда Винсент разорвал поцелуй. Джей стоял покрасневший, выпачканный в земле, и у него перед глазами все плыло.
- Эппл, ты здесь? – позвал Винсент. – Может быть, тебя тоже где-то тут закопали? Эппл, кис-кис-кис.
Если этого парня заводят вырытые из земли коты, я откопаю все кладбище домашних животных, решил Джей.
Потом оценивающе посмотрел на широкую ручку лопаты.
Нет, пожалуй, следовало признать, что этот черенок затолкать в себя будет трудновато.
…Дома он стоял на коленях и хлестал себя по голой спине ремнем, пока на коже не отпечатались вспухшие длинные полосы, каждое прикосновение к которым вызывало мучительную гримасу. Потом он дрочил с отчаянной скоростью и одновременно всхлипывал, размазывал локтем слезы.
Винсент – музыкальное золото. Винсент – верхний, белый слой пламени.
Кукурузный початок в загорелых руках Джея. Вся любовь, которую тому некуда было деть – все эти бесконечные почти шестнадцать лет.
Осень принесла с собой сильный пряный запах сумасшествия. Ничего лучше в жизни Джея еще не случалось.
Он чувствовал постоянное присутствие Винсента – через одеяло, стены, лужайки, забор. Знание того, что где-то там под белой рубашкой поднимается и опускается грудь Винсента, заставляло его глаза влажнеть.
Обычный барьер между Джеем и миром, казалось, стал тоньше. Он стал изъясняться фразами, чья длина намного превышала два-три слова. Понял, что может первым заговорить с малознакомым человеком. Его отец диву давался, но причина было только одна – в белой и черной одежде она появлялась иногда у них на кухне.
Однажды Джей зашел к Винсенту и обнаружил, что тот сидит в гостиной, которая была очаровательно отреставрирована после прежних хозяев, и смотрит телевизор. Это удивило его – обычно Винсент читал книги или рисовал. Когда не поджигал морских свинок, не откапывал мертвых кошек и собак и не волонтерствовал в хосписе для престарелых.
Последнее выступало как одна из причин для того, чтобы на его странные поступки в школе смотрели сквозь пальцы, однако Джей знал цену этому подвижничеству. Винсент, казалось, в самом деле убирал за стариками и водил их за руку по двору, но Джею каждый раз при мысли об этом делалось страшно, и не за Винсента.
- Телевизор? – удивился Джей. – Я думал, ты… - он замялся, в очередной раз проклиная свою дурацкую неспособность связно выражать мысли в устной форме.
Он знал, что если Винсент что и смотрел, то какое-нибудь классическое или авторское кино – из тех, где ничего не понятно, и чем кончилось, сказать невозможно, зато много разных наплывов и прочих эффектов. Но это… По телевизору шел ужасающий субботний обзор криминальных новостей и сенсаций из разных уголков страны. Скверная, бульварная передача – даже странно, как такое показывают по центральному каналу в прайм-тайм.
- Все в порядке. – успокоил его Винсент. – Садись ко мне. Это очень познавательное шоу. Поучительное, я бы даже сказал. Расслабься.
Он положил руку Джею на колено, полупирикрытое обрезанными джинсами, и тот ощутил что-то максимально противоположное расслаблению.
- Открой свое сердце. Ага… Отлично, Джей. Ты молодец. Теперь слушай.
Голос Винсента приобрел удивительную силу, как будто он заклинал демонов. Он говорил так, словно пересказывал древний, мрачный эпос.
- В Небраске женщина убила своего мужа за измену и отрезала ему яички, которые ночь хранила в холодильнике, чтобы подарить потом его любовнице. А другая женщина, из одной маленькой церковной общины, скормила своего ребенка собаке, чтобы скрыть плоды греха. Бритни Спирс совсем распоясалась – нам покажут новые шокирующие фото.
Джей засмеялся бы, но его парализовал страх. И рука Винсента все еще была на его ноге – скользила, поглаживала бедро. Что-то вроде транса накатывало на Джея – он слушал рассказы о новых и новых бытовых зверствах, в которые никогда бы не поверил, если бы это не была правда, о пластических операциях знаменитостей, о скандалах и интригах.
- Нам это обязательно нужно знать, Джей. Они так говорят. А вот еще… Мужчина загнал себе в член три гвоздя перед камерой. Его ролик бьет все рекорды по просмотрам в интернете. Парень из Вайоминга нашел и убил человека, который разбомбил его корабли в он-лайн игре.
- Ну и что?.. – нашел в себе силы спросить Джей.
- Ты знаешь, в каком страшном мире мы живем? Ты это чувствуешь?
Наверное, Джей чувствовал. Он был не уверен. Лучше всего он чувствовал руку Винсента у себя на ноге.
- Я даже не знаю, что страшнее, – сказал тот. – то, что все это происходит, или то, что нам так об этом говорят.
Он убрал руку. Рассеянно пошарил по дивану, нашел пульт. Телевизор погас.
Сердце Джея сделало кульбит.
…В другой раз Винсент вызвался заняться стиркой вместе Джеем, потому что, согласно собственному признанию, «обожал подвалы».
- Я хотел бы, чтобы кто-то трахнул для меня что-нибудь неодушевленное. – поведал Винсент, когда они сидели и смотрели, как крутится в барабане стиральной машины одежда. Здесь же, в подвальной печке, где отец Джея жег мусор, за чугунной закопченной решеткой догорали угли. Они сидели ровно между двух стихий, водной и огненной, и это, очевидно, будило фантазию Винсента.
- Это что, например? – нахмурился Джей. – Типа как дыню или пирог?
Винсент состроил гримасу, размышляя. Потом распахнул дверцу печки:
- Типа такого.
Джей посмотрел на открывшуюся кучку догорающих углей и лицо его, очевидно, вытянулось, потому что Винсент вдруг откинул голову и заливисто расхохотался. Джей нахмурился, а потом начал смеяться вместе с ним – сначала тихо, а потом все увереннее.
…Иногда Джею казалось, что Винсент просто чокнутый.
Чучело раскидывало палки-руки, смеялось в ночь тыквенной головой.
Они прошли еще немного и Винсент сказал: здесь. И Джей упал, раскинув руки, как падают в воду с пирса, и получил несколько царапин, и весьма сильно ударился, но был совершенно счастлив. Над собой он видел темное небо в обрамлении кукурузных стеблей. А потом Винсент лег на него.
Джей думал, что будет скован стеснением, что не решится даже прикоснуться к Винсенту, а от собственной наготы сгорит со стыда, но ничего такого почему-то не произошло. Наверное, он слишком долго готовил себя к этому – и физически, и морально – пока всеми этими бесконечными ночами думал о Винсенте, мечтал о нем, представлял себе его.
И вот это происходило на самом деле. Джей стащил клетчатую рубашку и футболку, подсунул себе под спину. Его самого удивляла проснувшаяся в нем странная деловитость – как будто бы он только и делал всю жизнь, что откидывался на спину, привлекая к себе золотоволосую голову своего личного божества. Винсент проехался языком по его коже, долго, но поверхностно поцеловал в губы и отстранился ровно в тот момент, когда Джей, изнывая, решился потянуться ему навстречу и углубить поцелуй.
Джей услышал, как зажужжала молния продранных джинсов, а потом они поехали с его бедер. Он приподнял таз, позволяя джинсам и белью соскользнуть с его тела, и посмотрел в небо. Там плыли темные, тревожные облака, воздух был еще по-летнему теплым, но от земли шел холод.
Винсент грел его – как печка, как мечта.
Когда он облизнул пальцы и провел ими у Джея между ягодиц, тот только благодарно улыбнулся, хотя думал, что провалится сквозь землю. Он чувствовал себя так, словно Винсент делает ему искусственное дыхание, или, тем или иным способом, спасает от неминуемой смерти. Путь даже таким путем – вставив два пальца ему в зад и ритмично двигая ими туда-сюда и вкруговую. Джей раздвинул ноги, приподнял колени и качнулся навстречу руке Винсента, насаживаясь глубже.
- Кто тебя этому научил? – поинтересовался Винсент.
«Ты, во сне», хотел ответить Джей, но не смог. Пробормотал что-то вроде «Я сам» и Винсент присвистнул. Это прозвучало почему-то дико порочно. Джей даже застонал.
Тут Винсент отпустил его и стал раздеваться – не слишком быстро, не слишком медленно. Как раз так, как было нужно, чтобы Джей снова захотел заплакать.
Обнаженный Винсент походил на ангела даже больше, чем одетый. Его локоны растрепались, а кожа, казалось, светилась в полутьме. Он наклонился к самому лицу Джея и поцеловал его куда-то в уголок блестящего глаза, который от этого зажмурился, щекочась ресницами.
Джей наконец обхватил Винсента руками и притянул к себе, закидывая ноги ему на талию. Винсент скользнул рукой вниз и Джей почувствовал вторжение. Ему было больно и он все-таки заплакал – но это были слезы облегчения. Все годы молчания обступали его со всех сторон, а он как будто бы шел вперед, гордо подняв голову и зная, что теперь сможет говорить с людьми нормально. Сможет выступать перед классом с проектами. Может быть, даже начнет играть в футбол. А главное – скажет Винсенту все.
Он теперь навсегда не тот, что раньше.
Волосы Винсента упали ему на лицо, проехались, умыли. В нем двигался член Винсента, и этого уже хватало для того, чтобы замереть на грани пропасти. Джей ощущал, как слезы стекают по вискам куда-то в ушные раковины. Ладони Винсента были везде – на его ребрах, на ключицах, под лопатками. И в паху. Когда его член стиснула чужая рука, Джей в очередной раз всхлипнул, чувствуя приближение оргазма. Ему казалось, что в эту секунду он – эпицентр бури. Падали деревья, сверкали молнии, плавились громоотводы – а он приникал губами к губам Винсента и говорил: я люблю тебя, я так тебя люблю.
Или не говорил.
Когда все кончилось, стебли кукурузы все так же тихо качались. Рука Винсента и их животы были в сперме Джея. Влажное и горячее текло у Джея между ягодиц. В общем-то, там все было ужасно – ему казалось, что из него вот-вот начнут вываливаться внутренности. Но это странным образом было приятно и утешительно. Потому что Винсент был рядом, а умереть у него на руках – не так-то плохо. В этом было что-то успокаивающее.
- Маленький Джей, - сказал Винсент, касаясь его волос. – Ты красивый, ты знаешь?
Нет, этого Джей не знал. Он этому даже не верил.
- У тебя волосы цвета каштанов. И зеленые глаза, как у кошки. Я люблю кошек. Ты все время молчишь, но я знаю – ты ничего не боишься.
Джей прижался к нему, обмяк. Он теперь правда ничего не боялся. Он был новым, красивым Джеем. У него были кошачьи глаза и все такое прочее.
- Ты видел когда-нибудь, как умирает человек? – спросил Винсент.
Джей покачал головой.
- А хотел бы? Хотел бы увидеть смерть?
Джей не знал.
- Я покажу тебе кое-что. И даже дам попробовать. Это будет очень, очень поучительно, мой дорогой Джей.
И Джей обхватил его руками, стал целовать в губы, в щеки.
Джей сказал: да, я пойду с тобой, куда ты скажешь. Потому что до встречи с тобой я жил как во сне. А теперь мир раскрылся, как распустившийся цветок. Потому что однажды в нем появился ты, такой прекрасный, что тяжело смотреть в упор. Я хочу быть с тобой – сегодня, завтра, всегда. Даже если я этого не достоин. Я сделаю что угодно, чтобы у меня был шанс. С тех пор, как ты прикоснулся ко мне, я стал другим. Потому что я люблю тебя.
Может быть, Джей и правда сказал все это вслух.
В хосписе «Святая Мария» пахло скверно – всем тем, чем обычно пахнет в хосписах.
Винсент в белом халате был неподражаем. С ним здоровались.
- Если человек уже почти десять лет выглядит вот так – это, как ты думаешь, не повод, чтобы прервать его мучения?
Миссис Пибоди лежала на кровати и изо рта у нее тянулась тонкая нитка слюны. Лицо ее было измазано питательной сывороткой и клеем от пластырей, при помощи которого сестра заклеивала ей глаза. Несколько трубок тянулись к капельницам.
Миссис Пибоди протянула руку к Винсенту. Замычала. Уронила руку на одеяло. Трубки дернулись, желтоватый пузырь на капельнице закачался.
- Обещай мне, что если я стану таким, ты убьешь меня.
- Обещаю. – сказал Джей.
- Значит, пора тренироваться.
- Что?..
- Возьми подушку, Джей. Хорошо… Вспомни, что ты обещал мне в поле. У тебя есть шанс увидеть нечто волшебное. Как душа уходит из тела. У всех людей есть душа, и порой ей очень плохо в теле. Она рвется на свободу.
Джей не хотел думать о смерти, о душе, обо всем остальном. Он хотел думать только о Винсенте – и думал о нем все время.
Пока душил старуху подушкой, глядя, как дергаются трубки и колышется желтая жидкость в капельнице.
Пока смотрел в лицо врача, который что-то кричал – сначала на Винсента и Джея, потом в трубку.
Пока продолжалась вся эта ерунда с инспектором по делам несовершеннолетних, окружной тюрьмой, судом, детской психиатрической больницей.
Винсент, Винсент, Винсент.
Корфоксы вскоре переехали в другой город. Как оказалось, они часто меняли место жительства. Дом Дрейков (теперь «старый дом Корфоксов») застыл на Мейз-роуд хмурой громадой, окруженной симпатичными газонами. Дальше был дом Миддлтонов с гниющими во дворе досками, а дальше, сколько хватало глаз, лежало кукурузное поле.
Джей был теперь не здесь, а в белой аккуратной палате. Ему сказали, что если он будет нормально себя вести, принимать все положенные таблетки и заново учиться общаться с людьми, скоро он сможет вернуться домой и даже попробовать закончить школу. Хотя теперь ему рекомендуется надомное обучение. Ему никогда не разрешат водить машину. И даже газонокосилку.
Невменяемость спасла его от колонии, и все психиатры сошлись на том, что Джей не симулирует. Как сказали им в школе, Джей всегда страдал аутизмом, хотя склонность к жестокости за ним никогда не замечали. Кто же знал, что под его молчаливостью зреет настоящее психическое расстройство. А уж теперь… теперь это трудно назвать просто «молчаливостью».
Это все я, и только я, сказал Джей с холодным сердцем.
Это все он, подтвердил Винсент. Собственно, меня там даже не было в тот момент, сказал Винсент. Я ничего об этом не знал.
Джей посмотрел на него, потом уставился в пол.
С тех пор он перестал говорить вообще.
Время не лечило. Винсент все время был у него перед глазами – во время приема лекарств и процедур, во время работы с отцом, когда его стали отпускать домой, во время прогулок по кукурузному полю. Ничего не кончилось.
Теперь у Джея точно не было друзей – в школе какое-то время только и разговоров было о том, каким психом оказался Миддлтон, и теперь и речи быть не могло о том, чтобы попробовать заговорить с кем-нибудь.
Винсент был неотчуждаем и бесконечен. Винсент, который его целовал. Который назвал его красивым. Который предал его.
Джей смотрел на золотые кукурузные поля и думал о Винсенте. Произносил первые за много месяцев слова («Отец» и «Простите»), но думал о Винсенте.
Может быть, когда-нибудь я поправлюсь, молча говорил он кукурузному полю. Может быть, я даже смогу делать какую-нибудь простую работу, а на улицах в меня перестанут швырять банки. Но я никогда не забуду.
Он казался ангелом, но он был – ангел падший. Тот, кто принес знание, к которым нельзя было жить как раньше. Свет, огонь. Винсент.
Иногда Джей думал – может быть, это Габриэль явился к нему, потому что Винсент умер в младенчестве? Может быть, это Габриэль был Люцифером, он нес свет во зло, а Винсент тогда был не встреченной им, не отпадшей, чистой частью света. Но, конечно же, узнать это не было уже никакой возможности.
Винсент, Винсент. Мальчик-смерть. Тот, кто ходит в юности у каждого за спиной и говорит: прыгни с моста, загляни в спальню родителей, выстрели в птицу. Узнай тайну жизни.
Джей узнал – в тот момент, когда Винсент вошел в него среди початков, и потом, когда у него под руками умирала слабая жизнь. Все это отбило у него охоту говорить с кем-нибудь о любви и вообще говорить с кем-нибудь о чем-то, выходящем за практические требования ежедневной жизни.
Джей касался стеблей, беззвучно шевелил губами.
Этих слов я больше не скажу никому. И это правильно – он научил меня их смыслу.
Кукуруза колыхалась на ветру, как золотое море.
-
-
01.09.2010 в 15:27-
-
22.10.2010 в 16:26Мне безумно понравилось, вы просто молодец)
Спасибо вам!
-
-
22.10.2010 в 16:29-
-
29.10.2010 в 03:31-
-
29.10.2010 в 21:19-
-
29.10.2010 в 21:34Marsy Man, спасибо за такие слова.
-
-
19.11.2010 в 17:22действительно, великолепно♥
-
-
20.01.2011 в 04:45это должно стоять на книжной полке. никогда не бросайте писать.
полностью согласна!
-
-
16.02.2011 в 13:49-
-
23.02.2012 в 15:26пишите еще, пишите больше - у вас это отлично получается.